Михаил Глебов
Почему учение Сведенборга не принимается массами

Давайте начнем с простейшего утверждения, очевидного любому человеку: мы охотно принимаем те вещи, которые нам по сердцу, и отвергаем все, что порождает сердечное неудовольствие. Иными словами, есть мы и есть окружающая среда; насколько эта последняя потворствует нашим желаниям, настолько же и принимается, но по мере сопротивления начинает раздражать. Так моряки радовались попутному ветру и матерно крыли встречный. И дело было не в ветре как таковом (как в физическом явлении), а в степени его сонаправленности с их маршрутом.

Нам, правда, кажется, что нас ведет по жизни разум, а не сердце; мы даже склонны порицать это последнее за "близорукость" и гордиться "силой воли", т.е. способностью действовать наперекор сердцу. Мы в сознании своем ставим рассудок выше сердца и признаём главную ведущую силу за ним. Но это – иллюзия, о чем хорошо осведомлен всякий, привыкший анализировать свои поступки. Ибо лишь сердце имеет в человеке реальную силу, оно подобно двигателю машины, тогда как рассудок – фарам, которые, "заглядывая вперед", освещают дорогу и проясняют обстановку, но сами собой категорически неспособны сдвинуть колымагу с места. Сердце жестоко неволит человека, и если он сопротивляется (пресловутая "сила воли"), это лишь значит, что в сердце его столкнулись и борются две противоположные склонности. Если, положим, студент рассудком заставляет себя воздержаться от гулянки и как следует подготовиться к экзамену, в нем реально борется жажда нынешней гулянки с жаждой уклониться от пересдачи и тем обеспечить свободу гулянок будущих; рассудок же выступил в качестве "фар", которые довели до его сердца суть проблемы.

Этот же самый подход, являясь универсальным в человеческой жизни, естественным образом распространяется и на отношение человека к религии. Сведенборг много описывал древнейших (допотопных) людей, живших на земле в постоянном общении с ангелами. Небеса были для них, можно сказать, "чувственной очевидностью": они не просто "верили", но видели, где и как будут жить вечно, и потому их сердце, не нуждаясь в понуканиях разума, само властно уводило их от греха (ибо жизнь в грехе открывала для них другую, столь же очевидную перспективу).

Но с тех пор много воды утекло, и ныне ситуация принципиально иная. Человечество уже настолько далеко отошло от Бога – и Бог, как следствие, настолько "спрятал Свое Лицо", - что все мы живем одними земными реалиями, стопроцентно погружены в земные интересы, ставим себе исключительно земные цели, и поскольку такой подход диаметрально противоположен религиозному, религия становится для нас чужеродным телом. Ибо не зря сказано: "Не можете служить Богу и мамоне".

Впрочем, религия не отвергает земных интересов человека, но ставит их в жесткое подчинение небесным. Религия – любая из них! – указывает человеку на вечность, в которой он останется вечно блаженным или вечно несчастным, и на ничтожный промежуток его земного бытия, кажущийся каплей в сравнении с океаном, наглядно демонстрируя тем самым, насколько вечное для него важнее временного. И еще религия учит, что вечная судьба человека определяется именно здесь, на этом куцем отрезке, а потом менять что-либо уже будет поздно. И требуется от него совсем немного – лишь не действовать против Законов Божественного Порядка, которые в максимально упрощенном виде изложены в известных Заповедях. Любое нарушение Законов Порядка есть грех, который сбивает человека с пути к Небу и на известной стадии даже способен повернуть его в ад.

Все это нынешний человек слушает и даже нередко соглашается… ровным счетом до тех пор, пока не попробует применить услышанное к собственной жизни. И вот тут-то оказывается, что его сердце категорически не желает следовать указаниям рассудка; хваленая "сила воли" демонстрирует поразительное бессилие; мало того, сердце переходит в яростную контратаку, тесня разум и вынуждая его изобретать всевозможные оправдания, которые позволили бы не делать того, чему религия учит и что от нас требует.

Ибо нам только кажется, что мы живем сами собой, мыслим сами, желаем сами и вообще никому не подвластны. В действительности человек подобен сосуду – или, точнее, антенне, принимающей внешние наития. Если наш телевизор станет утверждать, что все дядьки и тетки, которых он показывает, находятся внутри него, мы ведь ему не поверим! Отчего же тогда мы намертво убеждены, что сами способны генерировать "собственные" мысли и желания? В наши паруса дует внешний ветер и приводит корабль в движение; и мы бессознательно подтверждаем эту истину выражениями "мне пришла мысль", "вдруг захотелось" и т.п. Ибо телевизор не может знать, какого дядьку ему придется показывать через мгновение, а мы равным образом не ведаем, какая мысль залетит нам в голову или чего вдруг захочет наша душа.

Однако внешние наития, при всей их кажущейся беспорядочности, в действительности истекают из двух источников: одни, исходя от Господа, достигают нас путем Небес, другие, словно вонючий пар, курятся из преисподней. Первые понуждают наше сердце действовать согласно Законам Божественного Порядка и ведут к спасению; вторые понуждают наше сердце действовать вопреки Законам Божественного Порядка и ведут к проклятию.

Теперь возвращаемся к самому началу статьи: мы охотно принимаем те вещи, которые нам по сердцу, и отвергаем все, что порождает сердечное неудовольствие. Стало быть, если человек в сердце своем добр, то охотно примет небесное наитие, но отвернется от адского. И обратно, злое сердце, словно губка, напитывается восходящим из ада злом, от небесных же наитий убегает. А отсюда прямо следует, что злой человек по собственной воле к добру не пойдет, потому что добро совершенно противоположно его истинным устремлениям и, так сказать, убивает их – а следовательно, убивает и все удовольствие его жизни. В самом деле, если человек находит главную сладость в блуде, а религия запрещает блудить, - этот запрет попадает ему в самую болевую точку. Ибо чем некоторое занятие для нас слаще, тем запрет оказывается больнее.

Из уже сказанного достаточно ясно, что современный человек практически не способен обращаться к религии тем внутренним, сердечным путем, который был характерен для подвижников прошлого. И если он все же обращается к ней, то обычно по мотивам, так сказать, земного происхождения. Одни, житейским опытом убедившись в существовании могучих "потусторонних" сил (которые "подстраивают" удачи и невезения), хотят понять действие этих механизмов, чтобы использовать их для достижения земных целей. Другие, жестоко страдая от общего недоброжелательства, ищут в Церкви человеческого понимания и сочувствия. Третьи мечтают избежать постылого одиночества. Четвертые находят в религии психологический "футляр", где они могли бы укрыться от невзгод реальной жизни (другие по той же причине собирают коллекции марок или ожесточенно возделывают грядки в саду). Пятых религия привлекает эстетически: там красиво поют, там в полумраке восхитительно колышется пламя свечей. Шестые мрачно решились сделать себе земную карьеру на религиозном поприще. Седьмые, выучив наизусть много священных текстов, желают проповедовать во славу свою, испытывая уважение и преклонение со стороны "учеников".

При внимательном взгляде вы легко насчитаете еще дюжину типов; беда же в том, что все они под религиозными знаменами шествуют к достижению земных целей, хотя чаще всего и сами не сознают этого. И дело не в том, насколько простительны или постыдны эти цели; важно, что они – земные, а не небесные, т.е. имеют в виду нынешнее, временное, а не вечное; и потому они де-факто к религии не относятся. Один мыслитель XIX века метко назвал этих людей "язычниками внутри Православия". Огромные массы нецерковных в душе людей, по различным земным причинам вступившие под своды церкви, инстинктивно (и очень сильно) противятся всему, что идет вразрез с их реальными сердечными устремлениями. А поскольку иерархи (везде и всегда) в большинстве также относятся к этой категории, они охотно идут навстречу, чем достигается гармония "низов" и "верхов". По-настоящему же к Богу шествуют единицы, и они, как правило, жмутся на периферии общей церковной жизни.

Но в той мере, насколько человек ищет в религии земного, настолько же он будет отвергать небесное. Люди хотят в церкви тепла, уюта, житейской пользы. Привыкнув к необходимости платить за любое благо, они не возражают против обременений частного характера: еженедельно посещать храм, выстаивать двухчасовую службу, тратить мелочь на свечи, подавать нищим; некоторые стоически выдерживают посты и дома читают молитвы по книжечке. Люди безропотно идут на такие жертвы, потому что эти вещи не покушаются на реальную любовь их жизни, будь то жажда славы, богатства, ненависть и презрение к окружающим, блудная страсть и пр. Они, правда, слышали, что все это нехорошо, и в уме своем абстрактно согласны, но "искупают грехи" не подавлением злых страстей, а постановкой лишних свечек и другими обрядами. Иными словами, они всячески уклоняются от единственно необходимой работы над собой, подменяя ее чисто внешними и ни к чему не служащими действиями, которые призрачно облегчают их совесть. И поскольку эта дорога ведет в ад, ветры преисподней кажутся им попутными, а небесное наитие глохнет или извращается любыми путями, как услужливо подскажет их разум.

Представьте же себе человека, который, войдя в самую гущу этих людей, мирно почивающих под теплым одеялом псевдорелигиозных фантазий, грубо сдернул бы с них это одеяло, чтобы они, пробудившись, увидели себя голыми, притом во всем безобразии, и оказались в необходимости что-то срочно предпринять. Ясно, что первым – и самым сильным – их желанием будет прогнать возмутителя спокойствия, натянуть одеяло обратно и дрыхнуть по-прежнему. Только единицы готовы, по любимому выражению американцев, "принять вызов" и от религиозного пустословия и пустопоклонства перейти к реальной работе над собой.

Именно таким "возмутителем" и стал в застоявшейся атмосфере традиционного Христианства Сведенборг. Раскрывая в своих книгах внутренний смысл Слова Божьего, он показал людям, что от них в действительности требуется. Практически на каждой странице он повторяет, что человек должен избегать зла, работать над собой, исследовать свою душу, и что внешние религиозные познания вне этой цели, т.е. сами по себе, ни к чему не служат, а уж тем более – обряды, накопившиеся в лоне любой конфессии за долгие века ее существования. Но ведь душевно- злому человеку тяжелее и неприятнее всего заниматься самоанализом, который выявит его истинную сущность; ему гораздо легче "откупаться от Бога" свечками и молебнами, ибо первое наносит сокрушающий удар по его адским склонностям, а второе услужливо обходит их по касательной.

По самому большому счету Сведенборг сделал одно: передал людям Божью волю - не заниматься ерундой, в которой они погрязли, а всерьез обратиться к делу своего спасения, т.е. перевести свою жизнь с адских рельсов на небесные. Но такое решительное требование не могло прийтись по вкусу абсолютному большинству современных людей, наслаждающихся удовольствиями зла и вовсе не желающих расставаться с ними. Обряды традиционной Церкви успокаивают их совесть, не затрагивая корня греха, а истины, переданные через Сведенборга, прямо высвечивают этот корень и понуждают его удалить. Ясно, что на такой подвиг готовы решиться немногие.

Можно утверждать, что если бы сведенборгианцев стало много (т.е. если бы они в социальном смысле образовали серьезную силу), на них развернулось бы жестокое гонение, как в свое время на гугенотов, только еще страшнее (ибо ненависть ада пропорциональна яркости проповедуемой истины). Но последователей Рационального Христианства настолько мало, что их предпочитают не замечать и не принимать всерьез. Ибо в глазах обывателя сила доказывает правоту, а кто по видимости бессилен, тот и неправ. С другой стороны, учение, переданное через Сведенборга, побуждает человека к самостоятельной мысли, а мещанин на такое никогда не отважится.

Кроме того, сама форма изложения Божественных Истин у Сведенборга обусловила специфичное восприятие его книг. Люди, жадные до рассказов "о мертвецах и привидениях", массами сбегаются именно на этот запах и выцеживают их из богословского контекста, как собака выбирает мясо из похлебки. А шумиха вокруг "привидений" неизбежно порождает "оккультный душок", так что через малое время Сведенборга уже записывают в оккультисты. Прознав об этом, порядочные люди брезгливо обходят его писания стороной, а священники других религий говорят своей пастве: "Вот видите, еще и этот оттуда же". Тогда как среди атеистов, не верящих в "загробный мир", естественным образом возникает убеждение в психической ненормальности Сведенборга, который излагал в своих книгах абсолютный бред. – И все это есть разные формы извращения и неприятия Божественной Истины, которая слишком чувствительно гладит душевно-злых людей против шерсти, чтобы они добровольно соглашались ее терпеть.

В результате для меня сделались очевидными следующие пункты:

(1) Книги Сведенборга представляют собой Откровение, в котором Божественные Истины изложены в форме более доступной человеческому постижению, чем в каких-либо иных священных текстах, дошедших до наших дней.

(2) Самая Суть Божьей воли заключается в том, чтобы человек исследовал себя и сознательно воздерживался от зла, потому что оно есть грех перед Богом и препятствует спасению.

(3) Если это не исполняется, то вся прочая околоцерковная суета бесполезна.

(4) Столь жесткая и прямолинейная постановка вопроса заведомо неприемлема для подавляющего большинства людей, по факту ожидающих от религии только решения своих земных проблем и прощения своих грешных удовольствий.

(5) Этих людей бесполезно убеждать, потому что в них противится не разум, а сердце, оберегающее удовольствия их злой жизни. Любые аргументы здесь бессильны.

(6) Эти люди всегда будут негативно настроены к Рациональному Христианству, поступая в точности как предсказано его основателем: или грубо отбрасывая истины, или замалчивая их, или извращая – в том числе приписыванием "оккультизма".

(7) В результате Рациональное Христианство остается уделом серьезно настроенных единиц, которые должны не горевать о малолюдстве, а просто работать над собой.

Если образно представить себе земную жизнь человека в долине у подножия гор, а небесное блаженство – на их вершине, то любая религия предстанет дорогой, возводящей человека снизу вверх. При этом очевидно, что чем путь короче, тем он круче, а чем круче, тем, по-видимому, оказывается и труднее. В этом смысле традиционные религии подобные широким асфальтированным шоссе, которые восходят пологими серпантинами. Идти по ним легко, подъем едва ощущается, но именно поэтому громадный проделанный путь в смысле набора высоты оказывается чрезвычайно неэффективным. Здесь преобладает горизонтальная составляющая, не несущая никакой полезной функции, кроме мнимого "облегчения", в действительности же обременяющая путника множеством лишних, бесполезных для его спасения хлопот.

Напротив, учение Сведенборга подобно "козьей тропе", которая отважно устремляется напрямик по склону. Горизонтальная составляющая здесь сведена к абсолютному минимуму – только чтобы удержаться на ногах. И хотя подъем действительно труден, итоговые усилия оказываются несопоставимо меньшими, нежели у любителей гулять по ровному месту, ибо несравнимы КПД здесь и там. Но для того, чтобы отважиться на штурм крутизны, необходимо иметь серьезное желание, тогда как прогулка по шоссе никого ни к чему не обязывает.
© Михаил Глебов, 2005
Эммануил Сведенборг. Рациональное христианство - http://swedenborg.by.ru