|
МОИ ПРИКЛЮЧЕНИЯ В РЭЙНГЕМ-ХОЛЛЕ
Помню, в детстве
у меня была странная мечта: очень хотелось в один прекрасный день
понастоящему испугаться привидения. Должен признаться, что в дальнейшем
мне не раз пришлось пожалеть об этой своей легкомысленности.
Перспектива свидания с Красным Кавалером в историческом Рэйнгем-Холле
в конечном итоге оказалась мероприятием далеко не столь заманчивым,
как это могло бы представиться мне в тех детских грёзах.
Итак, я остановился здесь на ночлег и расположился в гигантской
кровати. В комнате сгустилась кромешная тьма. «Нехорошая» лестница,
на которой видели по меньшей мере одно привидение – Леди в Коричневом,
– находилась прямо перед моей дверью. Было холодно и необычайно
тихо. Кнопка фонаря только и служила опорой, приятно напоминая о
том, что в любой момент одним движением пальца я смогу рассеять
врага на мелкие части. Впрочем, призраки не показывались, так что
было достаточно времени, чтобы прокрутить в памяти последовательность
событий, приведших меня в эту «непокойную» комнату.
Всё началось после того, как двое профессиональных фотографов, Индре
Шира и капитан Прованд (Дувр-стрит, 49, Лондон) на главной лестнице
Рэйнгем-Холла «поймали» в объектив привидение. На снимке была ясно
видна светящаяся фигура спускавшегося по ступенькам человека. Индре
Шира первым заметил её приближение. «Скорее, скорее!» – крикнул
он капитану Прованду, голова которого находилась в тот момент под
покровом тёмной ткани. Капитан сдёрнул крышечку, вспыхнул свет,
и... привидение исчезло.
Я внимательно изучил плёнку. Снимок выглядел более чем убедительно.
Шира и Прованд выдержали мой перекрёстный допрос безупречно. Вот
я и прибыл в Рэйнгем-Холл, чтобы самому осмотреть лестницу и, может
быть, разрешить одну из загадок этого странного дома.
Привидения редко появляются в дневное время. Шанс, что призрак решится
пройтись по тому участку дома, на который именно в этот момент нацелены
камеры корреспондентов, бесконечно мал. Но в повадках своих эти
существа, как известно, непредсказуемы и теории вероятности не подчиняются.
Леди Таунсхед встретила мой интерес к происходящему в доме с большим
сочувствием и позволила установить камеру перед главной лестницей
– на той самой точке, с которой профессиональные фотографы «поймали»
призрачную Леди. Осмотр сделанного ими снимка подтвердил мои первые
впечатления: привидение было подлинным. Я прикинул, что если камеру
расположить на этой позиции, то человек среднего роста, стоящий
на 13-й ступеньке, обретёт как раз пропорции фигуры на снимке. Двойной
экспозицией достичь такого эффекта было бы очень непросто. Теперь
предстояло выяснить личность призрака: действительно ли в фотоловушку
попалась именно Леди в Коричневом, а не кто-то другой?
Сама хозяйка дома в этом не сомневалась: Леди, спускавшуюся по лестнице,
совсем недавно видели двое её гостей. Имя её, если верить семейной
легенде, – Дороти Уолпол, и она – родная сестра сэра Роберта Уолпола.
Поговаривают, будто эта женщина умерла тут голодной смертью, но
мне верится в это с трудом. Того же мнения на этот счёт придерживается
и леди Таунсхед:
«В XVII веке тайно уморить человека голодом в таком доме, как Рэйнгем-Холл,
было никак невозможно: разве что сама леди Уолпол села на диету,
от которой преставилась. Лично я воспринимаю эту легенду в её символическим
смысле: очевидно, какой-то голод у неё действительно остался неутолённым
– он и заставляет призрак бродить здесь спустя столетия после смерти
тела. Мне хочется верить, что запечатлённая фотографами фигура –
своего рода символ защиты. Прямо под лестницей находится часовня,
где я молюсь Богу. В нескольких милях отсюда – церковь Богоматери
Уолсингтонской. Святая вода из этой церкви вылечила моего сына,
на которого врачи махнули рукой. С тех пор я верю, что наш дом находится
под защитой Мадонны».
Поскольку Леди в Коричневом не соизволила явиться на ступеньках
перед незваным гостем, леди Таунсхед предложила мне попытать счастья
с Красным Кавалером. Вообще-то, выбор в доме был богат: два призрачных
ребёнка в каменной гостиной, привидение-спаниэль и компания картёжников
в королевской спальне – стулья здесь, как бы тщательно вечером ни
расставляли их вдоль стен, наутро обязательно оказываются у большого
карточного стола. Картёжники, проигравшиеся здесь в незапамятные
времена, и по сей день пытаются обмануть фортуну!
Леди Таунсхед решила, что больше всего шансов на потустороннюю встречу
будет у меня в Комнате Монмута. Название досталось ей от несчастного
герцога, останавливавшегося в особняке вместе с отцом-королём. Последний
раз он появился здесь перед какой-то родственницей Таунсхедов, старой
девой неопределённого возраста.
Среди ночи женщина вдруг проснулась и ... узрела улыбающегося Красного
Кавалера прямо у своих ног. Она не испытала страха – скорее, радостный
интерес. Герцог, «как и подобает благородному рыцарю», отвесил ей
поклон, вполне достойный прекрасной Принцессы, и медленно растворился
во мраке у противоположной стены, оставшись самым ярким воспоминанием
всей её не слишком красочной жизни.
Итак, я оказался в чудовищно огромной кровати. За окном – ни луны,
ни звёзд: тяжёлые шторы, казалось, спрессовали мрак в единый каменный
пласт. Время потянулось мучительно медленно.
Нервы мои напряглись до предела. Любой шорох в этом доме усиливался
до настоящего грохота. Но до сих пор всё это были обычные звуки.
Я решил уже, что напрасно пожертвовал сном, как вдруг... «Бум!..
Бум!.. Бум!..» – гулко донеслось сверху, словно по комнате второго
этажа зашагал некто в тяжёлых ботинках. Нет, поправил я себя мысленно,
в одном ботинке! Ну, конечно: это же походка калеки с деревянным
протезом! В ответ раздалось дикое лязганье – ни дать, ни взять,
бой на кастрюлях и сковородках. Оно сменилось визгом и скрипом:
похоже, кто-то принялся катать мебель с колёсиками на ржавых шарнирах.
Всё это, надо сказать, более чем соответствовало моим детским представлениям
о ночных развлечениях призраков: помню, более всего меня восхищала
история о мальчике, чья кровать носилась по комнате сама собой.
Металлический лязг... его звуки были отрывисты и отчётливы. Кто-то
определённо двигал мебель у меня над головой. Я вспомнил, что в
доме живёт больная мать леди Таунсхед. Может, её спальня как раз
и находится над моей? Или это сиделка так грохочет, подталкивая
к кровати санитарный столик? Может быть, подняться и разузнать,
в чём дело? Но в кровати так тепло и уютно...
«Всё равно ничего узнать не удастся, – убеждал я себя, мысленно
споря с внутренним голосом, – не хватало только забрести в чужую
спальню!..» Между тем, странные звуки вверху становились всё громче.
Я задремал, но сон мой был чуток. Лязг этот пробивался сквозь все
защитные барьеры сознания. Временами казалось, будто наверху идёт
сражение со взрывами боевых гранат. Я просыпался вновь и вновь.
Примерно к пяти часам утра шум стих и как бы слегка отдалился. Уж
не примерещилось ли мне всё это во сне? Мои сомнения разрешились
тут же: негромко, но очень отчётливо лязганье повторилось. Я протёр
глаза, стряхнул с себя остатки сна, героическим усилием поднялся
с постели и в ночном халате и шлёпанцах, сжимая, как револьвер,
фонарик в руке, отправился на разведку. У подножия «непокойной»
лестницы, которую облюбовала Леди в Коричневом, я остановился и
включил фонарик. Яркие блики засияли на стенах из полированного
дуба. Ночной мрак воспринял моё вторжение в штыки. Леденящий душу
холод прокрался в самое моё сердце. Я повернулся, взошёл по ступенькам
вверх – к комнате, что находилась над моей спальней, и остановился
на площадке. Двери были видны повсюду – великое множество дверей!
Пробивавшийся снизу свет свидетельствовал о том, что комнаты за
ними обитаемы.
На каждый мой шаг линолеум реагировал диковатым взвизгиванием. Нервы
мои стали сдавать: в любой момент может открыться дверь – что если
здесь живут служанки? Я понял, что ищу повод для отступления, тотчас
таковое предпринял и – с облегчением окунулся в ставшую уже родной
для меня постель: лучше уж Красный Кавалер, чем невесть кто наверху!
Не успел я выключить свет, как в противоположном конце комнаты отчётливо
раздались три мягких глухих стука. И тут уж концерт разразился во
всю свою мощь. Стуки, топот, скрип, лязг, визг – казалось, каждый
звук этой дьявольской какофонии наполнен злой насмешкой. Несколько
минут я лежал вне себя от ужаса. А потом... провалился в тяжёлый
сон.
Проснулся я в девятом часу утра и тут же бросился к жене и дочери,
спавшим в соседней комнате. Да, они тоже слышали какой-то стук,
но не придали этому значения.
Затем я подробно расспросил о ночных впечатлениях Артура Кингстона,
коллегу-исследователя, чья комната располагалась дальше по коридору.
Он вообще не понял, о чём идёт речь. Проснувшись среди ночи, он
на всякий случай сфотографировался со вспышкой, но ничего странного
не слышал и не видел. Я вызвал дворецкого.
– Не скажете ли вы, кто спал надо мной?
– Там нет никого, эта комната пуста.
Я рассказал о том, как всю ночь наслаждался звуками весьма оживлённого
мебельного движения над головой.
– О, да, – вспомнил слуга,– там же у нас старушка. Она любит побродить
ночью туда-сюда.
Эта девяностолетняя гостья дома прибыла, как выяснилось, из Шотландии.
Хотелось бы мне поговорить с ней, но увы – пришло время возвращаться.
Так что я просто отправил леди Таунсхед письмо, в котором поинтересовался,
что на её взгляд побуждает столетнюю бабушку расшвыривать по ночам
мебель, громыхать кастрюлями и плясать, как оглашенная.
Может быть, хозяйка восприняла это как жалобу? Этого я не знаю до
сих пор. Впоследствии я не раз получал от неё письма, но этот вопрос
она так и оставила без ответа. А некоторое время спустя в книге
леди Таунсхед я наткнулся на любопытный абзац, речь в котором шла
как раз о той самой старушке.
«Однажды она пожаловалась мне на то, что слуги в доме тайно пьянствуют,
после чего начинают бесчинствовать где-то неподалёку от её комнаты.
– Мне кажется, вы должны с ними поговорить, – заявила она мне, –
нельзя же и далее потакать им в этом. Из комнаты, которая располагается
по соседству с моей, среди ночи доносится страшный шум!»
Леди Таунсхед заверила читателей в том, что слуги её не могли иметь
отношения к тем безобразиям, на которые жаловалась почтенная дама.
Ну, а я теперь достоверно знаю, как развлекаются в Рэйнгем-Холле
его многочисленные призрачные обитатели.
|
|