© Copyright: Александр Балод, 2005

Роман Дэна Брауна и новый жанр

Главная тайна, скрытая в произведениях американского писателя Дэна Брауна, создателя мировых бестселлеров «Ангелы и демоны» и «Код да Винчи», — это не загадка улыбки Джоконды или потаенное место, где укрыт Священный Грааль, а секрет успеха самих произведений. Вот вам одна из версий разгадки: книги Дэна Брауна — она представляет собой не что иное, как образчик нового жанра романа, романа будущего.
Никогда еще в мире не выходило одновременно столько литературных произведений, как сейчас, однако практически все — и читатели, и критики, и сами писатели — убеждены: роман в том виде, как он сформировался ранее, «классический» роман, находится сейчас в кризисе. Возможно, даже на грани гибели.
В качестве выхода из тупика предлагаются самые разнообразные решения: и ставшие уже привычными освоение новых тем и форм, «тропикализация» романа, интеллектуализация, и, наоборот, «примитивизация» его содержания, и достаточно революционные, навеянные духом эпохи придание роману свойства интерактивности (нелинейности) в стиле Милорада Павича… Как ни странно, элементы новаторства содержатся и в творчестве Дэна Брауна — несмотря на всю заурядность его писательского таланта.
Рискнем предположить: произведения Брауна не просто коммерческая литература на потребу читающей публики, а новый жанр (назовем его условно роман-андрогин), чертами которого являются:
- простота и, одновременно, интеллектуальность (роман как современный миф),
- универсальность и совместимость с другими жанрами культуры,
- интерактивность.

Тысячеликий герой в парке юрского периода

Все мифы человечества используют единую, типовую структуру повествования, а прообразом главных героев большинства, если не всех, мифов выступает единый «тысячеликий» герой, убежден популярный философ Дж. Кэмпбелл. Творцы мифов, кем бы они ни были, первыми подошли к пониманию универсальных законов искусства, потому что умели заглянуть внутрь себя. Ведь старинные сказки и мифы суть не что иное, как порождение бездонных глубин человеческого подсознания.
Литература родилась из мифов и снова возвращается к ним. Модель-архетип, рожденная мифами, положена и в основу построения сюжета нового жанра. Главное действующее лицо такого романа — «тысячеликий», но единый герой. Содержание романа тоже «тысячелико», но по сути — едино. Это — путешествие «тысячеликого» героя, состоящее из трех главных стадий: «уход», «посвящение» и «возвращение».
В «фазе ухода» герой, услышавший «зов на подвиг», отправляется навстречу неизвестности. Штирлиц получает шифровку из центра, Гарри Поттера навещает странный гость, в квартире профессора Лэнгдона раздается неожиданный телефонный звонок… Жизнь героя до и после «призыва» — две разные жизни. Неудивительно, что герой испытывает определенные колебания, прежде чем пойти на зов — он понимает, что пути назад не будет. Но выбора нет, — герой должен понять «осознанную необходимость» и подчиниться судьбе.
«Зову на подвиг» всегда сопутствует резкая метаморфоза, происходящая с героем. Вспомним историю «гадкого утенка» из сказки Андерсена. Гарри Поттер, сводный брат Золушки, внезапно превращается в могущественного волшебника, неудачливый служака майор Сварог — в лорда Гэйра, одну из знатнейших персон могущественной звездной Империи, а скромная девушка, эксперт французской полиции, узнает что она — прямой потомок Иисуса Христа. Но главный сюрприз не в том, что простолюдин оказывается переодетым лордом, а в преображении масштабов личности героя. Изнеженный аристократ из «Тринадцатого воина» предстает смелым воином, мирный обыватель, гарвардский профессор Лэнгдон — спасителем человечества, а офицер-эсэсовец фон Штирлиц — благородным советским разведчиком полковником Исаевым.
Еще со времен Апулея литераторы знают, что метаморфозы, происходящие с персонажами — человека в осла или осла в человека, — усиливают драматизм сюжета. Но дело не только в этом. Читатели (большинство из которых составляют почтенные обыватели) должны проникнуться симпатией к герою романа, а лучший способ достичь такого эффекта — дать им возможность отождествить себя с персонажем.
Второй и главный этап повествования — «фаза посвящения», или путешествие. Герой должен пройти «дорогой испытаний», на которой его поджидают бесчисленные опасности, засады, ловушки и козни, которые строят темные силы, стремящиеся любой ценой помешать герою выполнить поставленную миссию. Чем масштабнее цель такой миссии, тем эффектнее ее финал. Герои Дюма мчались в туманный Лондон (путешествие достаточно непростое в эпоху, когда о тоннеле под Ла-Маншем не помышляли и самые светлые умы), чтобы спасти прекрасную королеву от интриг грозного кардинала. Читателю третьего тысячелетия королевских подвесок недостаточно. Эра глобализма наложила отпечаток и на литературный мир — впрочем, быть может, именно там она и зарождалась?
Королева или принцесса в беде — один из вечных атрибутов жанра. Но ставки в играх современного героя должны быть подняты куда выше. Единственная цель, его достойная, — спасение человечества. Личное и общечеловеческое лучше сделать звеньями одной цепи. Те, кого не интересует судьба принцессы, будут переживать за человечество — и наоборот. Конфликт интересов в такой ситуации не только желателен, но и неизбежен. Рано или поздно наш герой вынужден решать, чья судьба для него важнее — человечества или принцессы. Как быть? Выбор в пользу принцессы показывает слабость разума героя, общечеловеческий выбор — слабость его чувств. А читатель твердо знает, что в литературном герое все должно быть прекрасно — и тело, и душа, и разум. Чтобы оправдать ожидания, он должен успешно осуществить обе миссии — спасти прекрасную принцессу и обезглавить страшного дракона.
Тысячеликий злодей — вечный спутник тысячеликого героя. Время внесло свои коррективы и в его образ. Новое платье злого короля сшито из пряжи, имя которой — конспирология. Место злых богов и демонов заняли тайные организации и секты, корни которых ведут туда же, куда и следы самих мифов, — в темную глубину веков.
Кульминация «посвящения» — главный, решающий подвиг героя. Совершив его, он осуществляет все свои цели. Прекрасная принцесса (она же беременная радистка Кэт) вырвана из лап инфернального чудовища или застенков гестапо и переправлена в мирную Швейцарию, цитадель зла разрушена, а Кащей Бессмертный находит свою смерть, таившуюся в яйце. Лэнгдон уничтожает чудовищную бомбу, заложенную под Ватикан и разоблачает злодея, совершив при этом невозможное — полет с небес на землю.
В начальной стадии мифа происходит двойное превращение — главного героя и окружающего мира. Тупица-ученик, бедный клерк, тихий обыватель не для того открывал дверь в иные миры, чтобы оставаться тем же, кем был прежде. Утенок становится прекрасным принцем, а действительность вокруг него превращается в зазеркалье — потусторонний, сказочный мир. В старинных сказках герои путешествовали через неведомые земли, бороздили таинственные моря, преодолевали горы, дебри и пустыни. В наше время мир стал несравнимо меньше, а белые пятна и неведомые земли на картах исчезли.
Но литература с легкостью решает любые проблемы. Ее лозунг прямо противоположен известному лозунгу строителей коммунизма (которые тоже были сказочниками, но упорно не хотели в этом признаваться) и гласит: «Превратим в виртуальный парк Юрского периода, пустыни и дебри со страшными чудовищами весь окружающий мир!».
В финале истории происходит обратное превращение. Мир снова приобретает прежние черты. Современный герой не стремится принести с собой магические артефакты (волшебный меч-кладенец, шапку-невидимку, машину времени), даже если в их поиске и заключался весь смысл его предшествующих поступков. Правила хорошего литературного тона если не предписывают, то настоятельно рекомендуют оставить эти вещи за порогом реальности — как хорошо воспитанные леди и джентльмены снимают в прихожей пальто или калоши.
Главное достижение — то, что согласно учению К. Маркса не первично, а вторично. Не материя, а сознание — духовное преображение героя. Потому что, как говорил популярный некогда философ, все, что не убивает, только закаляет — пусть не нас, а литературных персонажей.
И в этом состоит смысл повествования. Для читателя нет ничего хуже ощущения, что время на знакомство с книгой было потрачено напрасно. Как избавить его от этого чувства? Ни волшебный меч, ни Грааль тут не помогут — за пределы виртуального мира эти предметы выносу не подлежат. Выход хорошо известен.
Одно из свойств хорошей книги — то, что она дает читателю способность отождествлять себя с ее героями. И если главный персонаж романа в его финале ощутит, что понял что-то очень важное о жизни, это чувство наверняка передастся и читателю.

Кухарка в зазеркалье

Виртуальный мир романа-андрогина не отражение окружающего нас мира, а зазеркалье, живущее по своим правилам и законам. Фантасты и криптоисторики восприняли эту идею слишком уж буквально, заселив страницы своих книг всевозможными вымышленными существами — гномами и эльфами, огнедышащими драконами, магами, глиняными людьми, оборотнями-вервольфами, вампирами и прочей нечистью, заимствованной, по большей части, из мифов и преданий средневековья. Эпохи, когда человечество дремало, — а ведь известно, что сон разума порождает чудовищ.
Фантастика — популярнейший жанр. Тем не менее, все лучшие фантастические произведения были созданы за пределами этого жанра (возьмем хотя бы книги Гоголя или «Мастера и Маргариту» Булгакова). Стиль романа-андрогина — это не волшебство в стиле «фэнтези» (пришельцы, драконы или единороги), а замаскированная, скрытая магия, которая не бьет в глаза, а просвечивает между строк. Его персонажи выглядят обычными людьми, однако это всего лишь иллюзия, — если хорошенько приглядеться, это те же герои мифов.
Отметим коренное различие подхода жанров: роман-фэнтези — сказка, через которую постоянно высвечивается реальность; роман-андрогин — реальность, которая то и дело оборачивается волшебной стороной. Стихия жанра не предметная сторона, а идеология, символика мифа. Его герои не оборотни, а скорее их симулякры, его оружие не меч-кладенец, а пулемет, который при ближайшем рассмотрении оказывается глиняным, как в романе Пелевина.
Идеология мифа проявляет себя даже при описании таких сугубо прозаических предметов, как бизнес и экономика. Отличительной чертой решения виртуальными героями любых хозяйственных и управленческих проблем является их простота и легкость. На первый взгляд, действия героев не имеют ни малейшего отношения к тому, что принято называть «магией» — ведь они не пользуются волшебной палочкой, которая может заставить поумнеть дураков, сапогами-скороходами для решения дорожной проблемы или, к примеру, скатертью-самобранкой — чтобы устранить еще одну российскую проблему, хотя и не названную Карамзиным в числе главных бед, но, тем не менее, весьма и весьма значимую — продовольственную. Но события, которые мы наблюдаем, не что иное, как «магическая экономика».
Возьмем, к примеру, популярный сюжетный ход, нашедший отражение в названии некогда популярного голливудского фильма «Поменяться местами». Этот лозунг, между прочим, задолго до Голливуда взяли на вооружение большевики. Автор знаменитых апрельских тезисов В. И. Ленин утверждал, что любая кухарка может научиться управлять государством — нужно просто предоставить ей такую возможность. Не буду утверждать, что американские киномагнаты основательно изучили и воплотили в жизнь творческое наследие создателя первого в мире социалистического государства. Все-таки Голливуд всегда был оплотом антикоммунизма — вспомним хотя бы американского президента и бывшего голливудского актера Рональда Рейгана, провозгласившего Советский Союз «империей зла» (не правда ли, звучит очень по-голливудски?). Но почему-то мне кажется, что популярный сюжет о простом человеке — пусть не кухарке, а уборщице или разносчике пиццы, волею случая оказавшемся на месте главы крупной корпорации и не только не оконфузившемся, но и прекрасно справившегося со своей новой ролью, — звучит как-то слишком по-ленински.
Впрочем, писатель не обязан быть экспертом в области менеджмента или финансов, да и в любой другой области (кроме литературного творчества). Его задача — не предлагать готовые рецепты, а убедить читателя в том, что они существуют и могут быть доступны всем, — стоит только как следует захотеть.

Литература как точная механика

Роман-андрогин — это не просто симулякр волшебной сказки в костюме-тройке или рабочей блузе. Это миф новой эпохи, обогащенный всеми ее достижениями. Главная его составляющая — технология создания романов-бестселлеров.
Один из идеологов жанра А. Цукерман писал: «К художественному произведению можно отнестись как к часовому механизму, построив его из многочисленных деталей, роль которых выполняют слова, и создать мозаику из отдельных плотно пригнанных один к другому кусочков словесной ткани».
Разумеется, такие идеи не новация; скорее, это просто классификация и описание приемов, используемых наиболее успешными авторами для создания своих произведений. Вот некоторые из них.
Неординарность личностей героев романа. Персонажи романа-бестселлера разительно отличаются от обычных людей, которых мы встречаем вокруг себя в повседневной жизни. Персонаж, наделенный необыкновенной жизненной энергией и упорством в достижении поставленной цели, не только привлекателен для читателя, но и позволяет постоянно двигать вперед действие романа. Хотя бы просто потому, что цели, поставленные им, труднодостижимы (если вообще достижимы), однако никакое препятствие, стоящее на пути героя, не способно поколебать его решимость.
Социальные связи героя. Жить в обществе и быть свободным от общества невозможно, утверждал видный мыслитель прошлого К. Маркс. Для воплощения этого лозунга в литературу необходимо показать, что положительный герой не одиночка или изгой, а человек, связанный тесными узами (семейными, деловыми, дружескими, любовными) с окружающими людьми. Герой, окруженный любящими его и преданными людьми, более симпатичен читателю — не говоря уже о том, что отношения, связывающие его с ними, — зародыш очередного поворота сюжета. Можно сделать героя членом большой семьи, как Скарлетт в «Унесенных ветром» М. Митчелл или Дон Корлеоне в «Крестном отце» М. Пьюзо, участником сплоченной команды, группы единомышленников или дружеского кружка.
Если герой книги по каким-то причинам утратил связи с близкими людьми, их восстановление можно сделать одной из линий романа. Робинзон Крузо, проживший долгие годы на необитаемом острове, возвращается в цивилизованный мир. Героиня-одиночка София Неве из «Кода да Винчи» в конце романа обретает свою родню.
Отношениям героя и антигероя также желательно придать личный характер. Уме Турман в финальной схватке предстоит убить Билла; Билл, главный злодей, не кто иной, как бывший муж героини. Герой русских народных сказок Илья Муромец в жестоком бою сражает насмерть могучего богатыря, пришедшего на Русь с войной. Но вместо радости он испытывает горе. Потому что внезапно узнает, что павший враг — это его родной сын. Камерарий Вентреска убивает своего отца — его святейшество римского папу.
Смертельные враги в фильмах и романах оказываются бывшими друзьями или родственниками не потому, что такова правда жизни (хотя и в реальной жизни тоже случается всякое). Знаменитый психиатр З. Фрейд считал, что тема отцеубийства, лежащая в основе самых знаменитых литературных произведений («Эдип», «Братья Карамазовы), не случайна, и является проявлением темных глубин человеческого подсознания. Не буду спорить, а просто приведу менее кровожадное объяснение. Смертельная вражда родственников — еще и литературный прием, позволяющий усилить эмоциональный накал повествования.
Положительному герою необходим антипод (добро против зла). Жанр, в котором хорошее боролось с лучшим — пресловутый «социалистический реализм», — не оставил заметного следа в истории литературы. Герою и его команде должны противостоять злодей его шайка (бригада, банда, секта, свора, мафия). Произведение только выигрывает, если автору удается изобразить главного злодея достойным противником, наделив его умом и даже идеологией. Последнее имеет особое значение для конспирологического романа, где, как правило, сталкиваются не просто две силы, но два разных мировоззрения. Чем масштабней образ зла, противостоящего герою, тем выше его реноме.
Стержень сюжета — основной конфликт (поиск Священного Грааля или Ковчега Завета, спасение принцессы, Ватикана или человечества), неразрешенный вопрос, вокруг которого строятся остальные события, побочные и второстепенные линии романа. При его построении автор не должен упускать ничего, что может способствовать усилению напряженности сюжета, постоянно создавать драматические ситуации, смены ракурсов, неожиданные повороты событий, сменяющих друг друга. Чтобы поднять интерес читателя действие может описываться как от лица «всеведущего» автора, так и одновременно с точки зрения нескольких разных лиц, лучше — представителей разных конфликтующих сторон. Количество таких позиций не следует чересчур распылять (чем иногда грешил даже такой профессионал, как Артур Хейли), чтобы избежать снижения уровня концентрации внимания.
Важная задача — достоверность романа, отражаемая в его атмосфере. Рассказывая занимательные истории, писатель должен не забывать о необходимости включить в канву повествования подробности о повседневной жизни героев, среде их обитания, профессиональной деятельности. Полезно использовать такое свойство читателя, как любознательность. Впрочем, злоупотреблять им также не стоит — рассказывать о специальных предметах следует как можно более интересно и доступно.
Ритм романа создается чередованием сцен с замедлением и ускорением действия. В отдельные главы включаются так называемые «кульминационные» сцены с максимальным вовлечением в них главных героев (например, хорошие и плохие парни встречаются лицом к лицу и с оружием в руках). В таких эпизодах наивысшее напряжение и накал конфликта должно разрешаться финальной развязкой. Усиливает эффект главная сцена, являющаяся кульминацией всего романа.
Действие романа должно постоянно развиваться, при этом не обязательно строго линейно во времени. Один из методов — сразу же ошеломить читателя ударной сценой (схватка, убийство, скандал), а потом возвратиться назад. Ставки, о которых идет речь в романе, должны расти, взлеты и падения главных героев — постоянно чередоваться.
Главная цель создателя бестселлера - создать виртуальный мир, настолько яркий и красочный, что он гипнотически подействует на читателя, заставив забыть повседневные заботы. Прообразом его служит привычная нам реальность, однако это иной мир — зазеркалье. Мир, в котором нет места нелепым случайностям, загадкам, которые не имеют разрешения, вопросам, которые не находят ответа, и тропинкам, которые ведут в никуда. Созданный по плану и управляемый на основе моральных императивов. Легко увидеть, что этот мир — антипод реальности. Перефразируя слова популярного современного писателя, логика и правильность романа — месть писателя окружающему миру за его абсурдность.

Ортега-и-Гассет, генерал Скобелев и невидимые властители

В борьбе за читателя литературной индустрии постоянно приходится вовлекать в оборот все новые ресурсы. Один из них — достижения научной мысли, социально-политические, теологические, философские, мистические и прочие теории, интерес к которым раньше не выходил за пределы ограниченного круга энтузиастов.
Двадцатый век стал веком расцвета научной и документальной литературы. Однако читатель так уж устроен, что никогда не довольствуется тем, что он может легко получить. Поэтому от газетных заметок он ждет не просто информации, а занимательности, а от художественной литературы — новых знаний о мире.
Вопреки мысли испанского философа Ортеги-и-Гассета о том, что «роман не может одновременно быть философией, политическим памфлетом, социологическим исследованием или проповедью», мыслители, обладающие незаурядным литературным дарованием (такие, как Вольтер и Руссо), всегда умели доносить свои идеи до масс в доступной форме. В наше время на смену философам-литераторам эпохи Просвещения пришли писатели-интеллектуалы новой формации.
Им удалось создать новый жанр — «интеллектуальный» триллер. Такой роман — продукт высоких литературных технологий, позволяющих сочетать занимательность и глубину (к сожалению, больше мнимую, чем действительную). Интеллектуальный триллер — понятие, охватывающее достаточно разноплановые произведения. Один из способов придать книге налет «интеллектуальности» — это сделать ее персонажей работниками умственного труда — учеными, преподавателями, искусствоведами, историками. Иными словами, написать интеллектуально-производственный роман — производственный роман (если угодно, «технотриллер») из жизни работников интеллектуального труда. Наиболее выигрышна в этом плане профессия археолога — вспомним образы Индианы Джонса и Лары Крофт.
Люди интеллектуального труда, как правило, заняты делом, которое не интересно никому, кроме них самих, — поиском истины. В археологии предмет поисков можно облечь в привлекательную для читателя форму — клада древних инков, Священного Грааля или Ковчега Завета. Разумеется, такая археология имеет мало общего с работой настоящих специалистов-археологов. Но если существует «магическая экономика», почему бы не быть и «магической археологии»? В конце-то концов, кто, как не археологи, раскопал гробницу Тутанхамона и сокровища Трои?
Профессора Лэнгдона часто сравнивают с доктором Индианой Джонсом из фильмов Спилберга. Сравнение не самое удачное — кладоискатель Джонс, в отличие от героя Брауна, неотличим от обычного авантюриста и больше напоминает не ученого, а ряженого персонажа «комедии положений», случайно надевшего профессорскую мантию. И все-таки костюм этот не случаен — безошибочное чутье подтолкнуло маэстро Спилберга выбрать для героя именно тот наряд, который лучше всего отразил веяния эпохи. Впрочем, Индиана Джонс уже изрядно поднадоел широкой публике и вынужден менять профессию. Место археолога в популярных романах все чаще занимает искусствовед или, как у Брауна, специалист по религиозной символике.
«Последний писк» литературной моды — книги, построенные на использовании сюжетов из истории живописи. «Код да Винчи» Брауна — самая успешная, но далеко не единственная в своем роде. Одна из причин успеха произведений Брауна — творческая смелость автора, его самобытный взгляд на мир.
Самый знаменитый творческий гений в истории человечества и его самая талантливая картина. Все слышали про таинственную улыбку Джоконды. Существует несколько версий ее разгадки, и все они исходят из того, что загадка — это всего лишь метафора. Дэн Браун поступил вполне по-американски — просто и эффективно. Загадка Леонардо да Винчи — это не символ или метафора, а настоящая тайна, вполне достойная породившего ее гения, — тайна подлинных истоков христианского учения.
Больше всего шансов на успех у читателя имеют триллеры, написанные в детективном или конспирологическом жанре.
Классический детектив сам по себе — интеллектуальный жанр. Суть детектива заключается в поиске тайны, а что такое тайна, как не та же истина, которую ищут ученые — только в обличье «для бедных». Однако пресыщенному читателю порядком надоели истории о том, кто из вымышленных персонажей и по каким вымышленным причинам убил еще одного вымышленного персонажа. И тогда в ход идут истории в стиле «риэлити шоу».
Прославленный полководец, герой Плевны генерал Скобелев умирает при весьма пикантных обстоятельствах — проще говоря, в постели дамы легкого поведения. Такова официальная, хотя, по понятным причинам не слишком афишируемая версия событий. Нелепая и глупая смерть, скажете вы. Но ведь жизнь и построена на таких нелепостях.
Задача интеллектуальной прозы состоит в том, чтобы исправить неправильность событий реальной истории. Генерал Скобелев (в романе Акунина — Соболев) не погиб своей смертью, а пал жертвой заказного убийства, задуманного и осуществленного с дьявольской изощренностью Заказчик — августейшее семейство Романовых, правящая династия России, которая хотела уничтожить опасного соперника. Гибель Пушкина на дуэли тоже не была случайной. Пресловутый Дантес — всего лишь пешка, орудие в руках неких темных сил — то ли масонов, то ли иных, не менее зловещих, заговорщиков.
Отличие конспирологического сюжета от детективного состоит не только в масштабности, но и в социально-политическом (а иногда — историческом) звучании. В центре «конспирологического» сюжета всегда лежит заговор тайных сил против сил явных (например, правительства, католической церкви) или всего человечества. Когда-то ученые-обществоведы яростно спорили о том, кто двигает историю — массы или отдельные выдающиеся личности. Конспирологи нашли свою версию ответа. Историю творят не личности и не массы, а третья сила — организации, тайные общества. Таинственность, окружающая их существование, совсем не обязательно говорит о том, что они преследуют зловещие или темные цели. Воинство тьмы немыслимо без воинства света — а как же иначе обеспечить равновесие и гармонию миропорядка? А ведь существуют, используя некогда популярный политический термин, еще и «нейтралы» — тайные организации, хотя и преследующие какие-то свои цели, но не желающие приносить людям зла, деятельность которых тоже нуждается в своих летописцах.
Однако вымышленные тайные ордена — вотчина жанра фэнтези. Создатели романов- андрогинов исповедуют иной принцип. Их кредо не фантазия, постоянно упирающаяся в каменную кладку реальности просто потому, что у авторов иссякло воображение, а реализм, перерастающий в вымысел там, где богатство воображения писателя становится интереснее и ярче, чем доморощенная проза жизни.
Секта иллюминатов действительно существовала в средние века и претерпела немало гонений от католической церкви. Любой школьник знает, что инквизиция преследовала Галилея и сожгла Джордано Бруно. Почему бы не предположить, что последователи секты затаились и ждут своего часа, чтобы нанести спустя три столетия ответный удар церкви? «Опус Деи» — реально существующий церковный орден, пользующийся громадным влиянием в католическом мире, личная прелатура папы. Представители ордена утверждают, что их цели полностью совпадают с целями официальной церкви, а в деятельности нет ничего тайного или недозволенного. Хотя и не отрицают, что некоторые члены ордена практикуют обряды умерщвления плоти, заимствованные из средневековья — конечно же, в очень разумных пределах. Наверное, так оно и есть.
Но кто поручится, что под крышей ордена не нашли пристанище фанатики, мечтающие о возрождении былого могущества церкви и что его руководство никогда не испытывает искушения использовать для осуществления своих целей кое-какие средства из арсенала синьора Николо Макиавелли? Кто угодно, но только не российский читатель, прекрасно осведомленный о том, что в политическом обиходе слова «власть» и «злоупотребление властью» — практически являются синонимами.
Кто еще может претендовать на столь популярную роль «Невидимых Властителей»? Масоны и розенкрейцеры читателю уже порядком поднадоели. Может быть, тамплиеры? И былое могущество, и трагический конец ордена всем хорошо знакомы. А его история действительно хранит немало тайн. Существует гипотеза, что тамплиерам задолго до Колумба удалось проложить путь в Америку и даже организовать в Мексике разработку серебряных рудников, которая и легла в основу финансового процветания ордена. Кстати, Дэн Браун тоже упоминает в своем романе о тамплиерах — хотя мощь ордена считает сильно преувеличенной. Тамплиеры, по его версии, — всего лишь одна из младших ветвей гораздо более могущественного тайного братства «Приорат Сиона».
Почему бы не предположить, что некоторым видным тамплиерам удалось избежать гибели и даже спасти сокровища ордена (ведь куда-то же эти сокровища делись — не вернулись же они обратно в Америку!). С помощью этих богатств они создали тайное общество, поклявшееся отомстить своим обидчикам и создать государство нового типа — всемирную республику, управлять которой будут, конечно же, потомки тамплиеров.
В мире существовало множество религиозных культов и еще больше могучих империй и государств, казалось бы навсегда канувших в лету. Например, культ богини Иштар (впрочем, эта тема уже задействована в произведениях одного весьма небесталанного писателя). Так ли уж невероятно, что перестав быть ощутимой для всех, открытой и явной властью, они, сохранив часть былой силы, превратились в тайную, скрытую и невидимую мощь — ведь именно так рождалась знаменитая сицилийская мафия!
Самая великая империя в мировой истории, Римская, плохо подходит на «конспирологическое» амплуа — во-первых, обстоятельства ее гибели подробно описаны, а во-вторых, она сумела сохранить себя в явном виде как Восточная Римская Империя — Византия. Что же, полистаем другие страницы учебников. Про Хазарский каганат написано достаточно много. Может быть, викинги — некогда самый агрессивный в мире народ, перед которым трепетала вся Европа? Не могли ли они, перековав мечи (если не на «орала», то на что-нибудь более мирное), организовать тайное общество почитателей Одина? Его приверженцы до сих пор практикуют древний обряд поедания мухоморов перед важными деловыми встречами и растят новых берсеркеров. Хотя, тоже вряд ли — в конспиративные способности варягов верится с трудом. Тайный союз новых семинолов или сторонников возвращения к власти потомков Монтесумы, если таковые вдруг объявятся? Слишком экзотично. Можно перенестись поближе — тайные поклонники Перуна, орден сторонников восстановления монголо-татарского ига, секта почитателей Золотой бабы или союз потомков Малюты Скуратова. Выступающих за воссоздание режима опричнины и разделение ее с земщиной. Будущим авторам конспирологических романов унывать пока еще рано. Надо всего лишь основательно потрудиться, чтобы найти свою идею и свою тайну – как это и сделал Д. Браун.
«Люди обожают все таинственное», — произносит один из персонажей «Кода да Винчи». И в этом он совершенно прав.
Разумеется, интеллектуализм романа заключается не только в профессии его персонажей, исторических тайнах и культурных артефактах. В первую очередь, это идейное наполнение романа, стиль повествования, мысли и рассуждения. Именно за такими романами стоит будущее, которое наступит тем скорее, чем быстрее их авторы научатся совмещать глубину содержания с тем, что является краеугольным камнем любого романа-бестселлера, — занимательностью.

Святой Грааль, Штирлиц и высокое искусство эпатажа

И, наконец, еще один фактор, о котором много говорилось в последние годы, — эпатаж, или вызывающее поведение, нарушение принятых в обществе норм и правил. Одними из первых его приняли на вооружение труженики шоу-бизнеса, на ура воспринявшие известный лозунг «что бы ни говорили о нас, лишь бы говорили».
Нельзя не признать, что писатели, первыми бросившие вызов общественной морали в своих произведениях, получают известность, часто непропорциональную художественным достоинствам их произведений. Хотя такое впечатление иногда обманчиво. Заслуга Г. Дж. Лоуренса, автора романа-бестселлера начала XX века «Любовник леди Чаттерлей», состоит не в том, что он первым включил в свои романы откровенные (для своего времени) эротические сцены. Эротический жанр так же стар, как сама литература, тем более, что в некоторых культурах эротика никогда не была предметом табу, в отличие от христианского мира. Да и в христианской Европе выходило немало книг не просто эротического, но и порнографического содержания. Заслуга Лоуренса не в эротике, а в том, что он первый (или одним из первых) поднял эту тему на уровень большой литературы.
Трудно поверить, но выход главного литературно-кинематографического бестселлера советской поры, «Семнадцать мгновений весны» Ю. Семенова, был не чем иным, как актом эпатажа. И заключался он не только в том, что многие зрители с удивлением обнаруживали черты сходства между жизненными реалиями зловещего гитлеровского режима и лучшего в мире общества, в котором они жили. Главное — это показанное в фильме новое лицо нацизма. Представители режима, эсэсовские офицеры, впервые представали в фильме не сбежавшими пациентами клиники для психов, убийцами-маньяками или мелкими бесами с рогами и копытами, а обычными людьми. Некоторые из которых даже умны и по-своему обаятельны (как, например, начальник разведки Шелленберг или тот же папаша Мюллер, глава гестапо). Однако наиболее эпатирующей фигурой, о чем почему-то никто не задумался, был сам штандартенфюрер СС фон Штирлиц — породистый, умный и добрый человек в великолепно сидящем на нем красивом черном мундире. Но ведь Штирлиц, скажете вы, не фашистский выродок, а наш человек, свой среди чужих — советский разведчик Максим Исаев. Да, но ведь этого (до поры до времени) не знали нацисты. И принимали симпатягу Штирлица, который и не думал скрывать свои высокие человеческие качества и которого, как своего, продвигали по службе и награждали.
Впрочем, ученые-социологи имеют для этого, как и для большинства вещей на свете, вполне убедительное объяснение. Вспомним легендарного Дон Кихота. Рыцарь печального образа, как описывает его Сервантес, был обычным и вполне разумным человеком — во всем, что не касалось главного предмета его сумасшествия, — странствующего рыцарства. Гениальный читатель, если бы такой существовал в те времена, мог бы узнать много удивительных вещей о будущем, изучая и анализируя творения великого испанца.
Нацисты — те же «донкихоты», только донкихоты наизнанку, «черные донкихоты». И многие из них были вполне нормальными людьми, пока речь не шла об их идеологии. Нордически выдержанный «обаяшка» Штирлиц был свой, пока оставался «беспощаден к врагам рейха».
«Голубой лед» В. Сорокина даже на фоне воинствующего торжества толерантности и плюрализма последних лет смотрится открытым вызовом моральным устоям. Но что бы ни говорили о творчестве писателя его недруги, его произведения, помимо всего прочего, являются еще и талантливой прозой.
Современное общество, построенное на принципах христианской культуры, достаточно терпимо к инакомыслию. Угрозы, которым подвергся Салман Рушди, — результат не только содержания его книг, а более жесткого отношения к религиозным ценностям в мусульманском мире. Поэтому главное препятствие для любителей эпатажа заключается не в отсутствии у них дерзости, а в том, практически не осталось моральных табу, которые можно попытаться нарушить. Советская Россия была страной, которой управлял главный идеолог — «мистер Нет». Эпоха перестройки разрушила и само идеологическое табу, и второй, главный после него, запрет, сформулированный некогда интеллигентной дурочкой во фразе «секса у нас нет» (устами младенца, даже в облике взрослого простака, глаголет истина; фраза эта полностью отражала сложившуюся в коммунистическом обществе ситуацию — не в области биологии, разумеется, а в сфере искусства и культуры).
Но все не так уж безнадежно для любителей эпатажа. Человеческое общество устроено достаточно странно — снимая старые запреты, оно тут же порождает к жизни новые. Похоже, что не только природа, но и мораль не терпит пустоты.
Новое табу современного общества — политкорректность. А одна из самых важных форм политкорректности — религиозная корректность, уважение к догматам религий.
Церковь сразу же почувствовала угрозу, исходящую книг Брауна и, в первую очередь, «Кода да Винчи». Кардинал Бертоне, представитель Ватикана, заявил, что считает секрет успеха «Кода да Винчи» связан с его антикатолической направленностью. Бестселлер Брауна, по его мнению, напоминает антиклерикальный памфлет времен увлечения атеизмом в XIX веке. Он добавляет: «Существует опасность, что легковерные люди могут посчитать за истину содержащиеся в романе фантастические утверждения».
Православная церковь, весьма и весьма непростые отношения которой с Ватиканом хорошо известны, сочла необходимым в данном вопросе проявить свою солидарность. Как заявил протоиерей Вс. Чаплин, цель таких творений, как «Код да Винчи» Брауна — «оправдание греха».
Может показаться, что книги Брауна направлены не против церкви, а против того, что принято называть «крайними проявлениями религиозного фанатизма». Явления, к которому официальный Ватикан в романах Брауна совершенно непричастен. Антигерой «Ангелов и демонов» папский камерарий Вентреска, фанатик и отцеубийца (литературные технологии, однако) — отщепенец, поступки которого с гневом и горечью осуждают церковные иерархи. «Опус Деи» ведет борьбу с «Приоратом Сиона» на свой страх и риск, без ведома официального Ватикана, да и сам глава ордена раскаивается в своих действиях в финале романа. И все-таки кардинал Бертоне прав — книги Брауна неполиткорректны и антиклерикальны.
В «Ангелах и демонах» Браун показывает читателю, что в недрах современной церкви кроме сил добра, нашли прибежище и силы совсем иного рода — средневековый фанатизм, нетерпимость, мечты о возвращении церкви былого политического могущества. Добро и зло, «ангелы и демоны», таятся в лоне самой церкви. Антикатолическая направленность «Кода да Винчи» еще более очевидна. Основная идея романа — не каноническая, а скорее, еретическая, с точки зрения христианской церкви, версия жизни Иисуса Христа. В пересказе Брауна Христос был выдающимся проповедником, самым загадочным и харизматическим вождем в человеческой истории, однако не был ни богом, ни Сыном Божьим и вел жизнь земного человека. Как обычный человек, он был женат на Марии Магдалине (которую церковь впоследствии объявила блудницей), имел детей. Впоследствии его потомки, бывшие далеко не заурядными людьми, переселились в Западную Европу и основали во Франции королевскую династию Меровингов.
Секрет Святого Грааля — это тайна истинной жизни Христа и его потомков.
Почему же истина была вынуждена уйти в подполье, а ложь восторжествовала? Виновники — римский император Константин, превративший Христа в божество в угоду своим политическим целям, и средневековая католическая церковь, поддержавшая его. Как говорит один из героев романа, «церковь украла Христа у его последователей, отняла у него человечность, затуманила его образ». Да и действия современной церкви, упрямо поддерживающей ложь, когда-то провозглашенную правдой, следует признать небезупречными с позиций общечеловеческой морали. Так что книги Брауна действительно носят оттенок эпатажа, вызова, в очередной раз брошенного церкви.
Вызова, которому ничего не смогут противопоставить лучшие теологи Ватикана, потому, что сражение, которое им навязано, происходит на территории, куда у них нет доступа. Виртуальной территории, которую М. Павич назвал «державой романа». Отцы церкви могут приводить тысячи неоспоримых аргументов в поддержку правоты католической доктрины, однако не в силах изменить один непреложный факт — факт популярности книг Д. Брауна у миллионов читателей. Его романы не идеологические трактаты, а художественные произведения, читать которые будут независимо от того, насколько достоверны теории, положенные в их основу. А всякий, прочитавший их, наверняка задумается: так ли уж непогрешимы догматы христианства, как это утверждает церковь? Впрочем, любой яркий и самобытный талант — эпатаж сам по себе, как и всякое отклонение от нормы.
Явление, на которое стоит обратить внимание, рост интереса к исторической тематике. Человечество живет в техногенном мире, облик которого разительно отличатся от прежних эпох. Может быть, именно в этом лежат корни желания заглянуть в «исторический колодец»?

Постмодернизм, или Что можно принести с прогулок в литературных лесах

И сюжеты, и герои романов Брауна нам постоянно кого-то напоминают. Это неудивительно. Идеология романов-андрогинов — постмодернизм. Испанский мыслитель Ортега-и-Гассет когда-то связывал надежды на будущее литературы с творчеством немногих гениев-модернистов. Надежды эти не оправдали себя. Утверждают, что своим прогрессом человечество обязано немногим гениям. Но иногда полководцы оказываются бессильны — и тогда сражения приходится выигрывать простым солдатам. На смену гениям эпохи модернизма, так и не сумевших разрушить обветшавшие храмы классической литературы, пришли труженики-постмодернисты, которые стали возводить на их руинах новые святилища, включив в свой пантеон и всех старых богов.
Теория постмодернизма есть не что иное, как еще одна форма воплощения коммунистических идей, на этот раз в литературной сфере. Знаменитый большевистский лозунг гласил: «Грабь награбленное».
Общественный продукт создается всеми — и поэтому должен принадлежать всем. Как утверждают идеологи постмодернизма, лозунг этот применим и в духовной сфере. Создатель литературных произведений — всего лишь простой скриптор, писец. Творческие достижения не имеют автора и поэтому принадлежат всему пишущему сообществу. Поэтому не будем удивляться тому, что на страницах романов-андрогинов столь часто встречаются хорошо знакомые образы, мысли и сюжеты.
Известный писатель и теоретик Умберто Эко в своей книге очерков «Шесть прогулок в литературных лесах» предложил объяснение того, почему те или иные персонажи или книги становятся «культовыми» — объяснение, которое могло бы показаться достаточно странным, если бы не было выдержано в постмодернистском духе, столь характерном для автора.
Причиной, способствующей формированию культа вокруг определенного произведения и персонажа, по мнению У. Эко — «несвязанность» или «разборность» произведения. Чтобы проиллюстрировать свою мысль, ученый автор приводит в пример «Гамлета» Шекспира — пьесы, истоками которой послужило несколько разных историй. Пресловутая нелогичность мыслей и поступков Гамлета, превратившая его образ в символ противоречивости человеческой природы, обусловлена, в числе прочего, и разорванностью связей внутри произведения, сюжет которого образован из фрагментов разных по сюжету и идеологии произведений. Герой, кочуя из произведения в произведение, приобретает новые черты, сохраняя что-то из прежних.
Культовый герой — это герой не только с будущим, но и прошлым. Постмодернизм — это еще и римейк.

Семь ликов романа-андрогина

Едва ли не главная особенность нового жанра — его универсальность. Жанр со звучным наименованием «роман-андрогин» (он же — роман-трансформер, универсальный роман, роман многоразового использования, роман-протей, роман-оборотень) представляет из себя не просто литературное направление, а мультикультурное явление, сочетающее в себе признаки (инварианты) нескольких различных видов и форм современной культуры. Романная форма выступает хотя и главным, но далеко не единственным ликом жанра-андрогина. Книги такого типа, как правило, сочетают в себе литературную основу для кино- или телесценария, сюжет компьютерной игры, экскурсионный маршрут, желанный объект для справочно-комментаторских работ. Каждый новый роман — это начало нового литературного сериала, а в идеале — произведение, сюжет и образы которого становятся популярным брендом.
Появление такого жанра не прихотливая игра случая, а отражение тенденций времени. Одна из знаковых черт современного постиндустриального общества — формирование в его рамках единого культурного пространства. Наше общество, как утверждают социологи, — общество потребления, неотъемлемой чертой которого является развитая «индустрия досуга». Культура для массового потребителя — не более, чем одна из сфер этой индустрии. Индустрия досуга и развлечений, как и любая отрасль современной экономики, находится в непрестанном развитии. Локомотивом его выступает явление, составляющее суть современной западной цивилизации, — научно-технический прогресс. Каждый очередной виток прогресса приводят к появлению не только новых средств производства, но и новых форм досуга, которые становятся все более разнообразными.
Технические новшества, такие как музыкальные центры, видеотехника и компьютеры, занимают все больше места в жизни людей. Одно время передовые умы эпохи высказывали предположение, что появление кино и телевидения полностью уничтожит в людях желание читать и способность мыслить. Эти опасения оказались сильно преувеличенными, как чувства и действия героев мексиканской мелодрамы. Конкуренция жанров в современной культуре действительно существует, однако вряд ли происходящие события можно назвать «войной на уничтожение» — скорее, это «война на истощение» или то, что коммунистические идеологии характеризовали словами «холодная война». Хотя, как и на любой войне, в ней есть победители и побежденные. Литература, как и все прочие жанры, вынуждена вести суровую борьбу за существование.
Постмодернистские романы-бестселлеры часто сравнивают с детским конструктором «лего», устройство которого позволяет с легкостью собирать разнообразные предметы-игрушки из предложенных типовых деталей. Роман-андрогин — более сложная модель конструктора. Его детали не просто типовые блоки; каждый из них, в свою очередь, представляет собой своеобразную «матрешку», открыв которую, мы обнаруживаем элементы совершенно другого типа игры.
Именно это качество формирует универсальность нового жанра. Отчасти универсальность диктуется прагматизмом, духом которого проникнуты если не сами творцы произведений, то их заказчики: очевидно, что прибыль растет пропорционально не только тиражам, но и масштабам использования литературного произведения, ставшего универсальным продуктом. Такие авторы, как Д. Браун или М. Крайтон, наверняка могут рассчитывать на то, что их книги со временем будут экранизированы, использованы в компьютерных играх и прокомментированы. Но то, что доступно юпитерам, не всегда возможно для рядовых литературных «быков» — и последние прекрасно отдают себе в этом отчет. Жанр не может состоять только из мировых бестселлеров — иначе это был бы уже не жанр, а рейтинг. Универсальность — результат не расчета, а идеологии жанра. Потому что книги-андрогины — продукты культуры новой, техногенной эры (пусть и называемой массовой или суррогатной), в которой литература заново пытается определить свое место.
Главное свойство романа-андрогина — его многоликость, выражающаяся в легкости, с которой его первый, литературный образ может быть трансформирован в другие жанры. Это становится возможным потому, что конструкция такого романа изначально построена на использовании «инвариантов» — типовых элементов и блоков, совместимых с различными жанрами культуры и прочими видами деятельности.

Гений места, или Искусство декорации

Одна из целей автора романа-андрогина — превратить места, в которых происходит действие его книг, в объект для туризма и экскурсий. События романа, а точнее их привязка к маршруту экскурсии и будет главной достопримечательностью объекта. Иногда простой способ достижения цели является наилучшим. А самое простое решение в данном случае — сделать ареной действия книг места, которые и так уже являются природными, культурными или историческими достопримечательностями. Тем более что добавить новый, литературный пункт в программу экскурсии для туристических фирм гораздо проще, чем рекламировать новый и недостаточно раскрученный объект.
Еще одно достоинство такого подхода — возможность добавить в текст романа информацию с описанием самих памятных мест и достопримечательностей. Важно при этом не впадать в крайности, одним из худших образцов которых являются романы Жюля Верна. (Хотя существуют и обратные примеры. Один из самых знаменитых английских юмористических романов, «Трое в одной лодке» Дж. К. Джерома, первоначально задумывался как путеводитель по Темзе и лишь позднее воплотился в художественную форму.)
Виртуальная экскурсия — важная часть романа. Читатель — существо капризное, поэтому прежде чем дать ему полезную (по мнению автора) информацию, его необходимо заинтересовать. Очевидный способ — вовлечение памятных мест и культурных ценностей в действие романа (бомба, заложенная в Ватикане, убийство в Лувре, перестрелка в лондонском соборе). Можно поступить так, как это сделал Браун — изобразить их священным местом хранения священных артефактов или отправления таинственных культов (в «Ангелах и Демонах» замок Святого Ангела в Риме является тайным убежищем братства иллюминатов, а Лувр — величайшей святыней христианства, местом захоронения останков Марии Магдалины).
Безошибочный ход — сделать местом действия романа признанные центры мировой культуры, как это сделал Д. Браун (Париж, Рим, Лондон — чего еще ожидать от литератора-янки, создающего книги для янки-читателя?). Впрочем, не следует быть излишне прямолинейным. Самый романтический город планеты — Венеция, хотя и был местом действия бесчисленных книг и фильмов, только немногим из них помог завоевать истинную популярность. То, что грандиозность и великолепие декораций не в силах восполнить пустоту сюжета, а волшебная сила искусства способна превратить в достопримечательность самые заурядные уголки, — аксиома.
Известно, что древние греки обожествляли природные стихии. Более того, они верили, что у каждого природного объекта есть свой локальный божок (или, может быть, гений?). Задача писателя — показать мир глазами человека античности, человека-ребенка, верящего в то, что мир полон чудес. Чтобы увидеть их, не обязательно уходить в далекое плавание. Может быть, чудеса скрываются рядом — литературные замки, из какого бы материала они не возводились, всегда возводятся из песка. Вспомним «Мастера и Маргариту М. Булгакова — Патриаршие пруды, один из сотен неприметных уголков Москвы, после публикации романа стал местом, волнующим воображение десятков и сотен тысяч читателей.
И все-таки, рискну повторить. Чтобы создать роман-андрогин, писателю необходим не просто литературный, а жанровый талант. Литературный гений с легкостью способен перевоплотиться в «гения места». Но и его таланта может быть недостаточно при выходе за пределы виртуальности. Замки, возведенные на страницах романов, в обычной жизни требуют привлечения таланта экскурсовода или кинорежиссера, — а их еще нужно найти.
Плохие, блеклые или невыразительные декорации романа не катастрофа, а всего лишь арифметическое действие — вычитание. Семь минус один. Ну, может быть, минус два. Если не найдется кинематографического гения, способного не только почувствовать дух места, но и передать его зрителям. Или даже минус три (может быть, два с половиной). Потому что комментарии по вопросам, прямо связанным с местом действия романа, составляют обычно немалую долю их общего объема.
Неизвестно, оценят ли потомки место Д. Брауна в литературе, но его вклад в развитие европейского туризма неоспорим. Как отмечают туристические агентства, популярность его романов — главная причина увеличения потока в Рим, Лондон, и Париж. Зал в Лувре, в котором выставлена «Джоконда», стал практически недоступен из-за громадного объема желающих на месте убедиться в правдоподобности событий, описанных в романе. Неудивительно, что многие туристические фирмы занялись организацией специальных экскурсий для простаков (главным образом — американцев). Что уж говорить о росте посещаемости гораздо менее известных достопримечательностей — таких, как часовня Росслин неподалеку от Эдинбурга. Представительница местной турфирмы, говоря о наплыве туристов в округе, даже весьма глубокомысленно изрекла: «Несмотря на то, что многие люди скептически относятся к сюжету книги, она действует на них на подсознательном уровне».

Человек-невидимка как образ нашей эпохи

Всем известно популярное изречение о том, что чем лучше литературное произведение, тем хуже его экранизация. Даже если оно и справедливо, то уж никак не в отношении такого специфического литературного продукта, как роман-андрогин. Этот роман — если и не готовый литературный сценарий для фильма, то его полноценная основа.
Персонажи книги — характеры, герои фильма — визуальные образы. Чтобы читатели прониклись интересом и сочувствием к герою романа, недостаточно просто сказать, что он прекрасен душой и телом и живописать его подвиги — читатель ждет подробного рассказа о персонаже, описания его внутреннего мира и характера, мотивов, толкающих на совершение тех или иных поступков, чувств, которые он испытывает в сложных жизненных ситуациях, — а какие еще ситуации могут служить предметом романа?
В фильмах форма заменяет содержание, а внешнее становится самым важным. Место персонажей-характеров (смельчак, скупец, влюбленный, разиня, ревнивец, жизнелюбец, нытик, мечтатель) занимают персонажи-образы — атлет Конан, человек – летучая мышь, человек-паук, человек-пингвин, персонажи-символы и персонажи-маски. Любимый персонаж кинематографа — человек-оборотень. Как бы ни был хорош экранный образ, кино руководствуется простым принципом — два лучше, чем один. А оборотень — это уже как минимум два амплуа, плюс впечатляющий процесс самой смены облика. Примерно так же обстоит дело и с другим популярным киноперсонажем — человеком-невидимкой. Правда, второй образ невидимки не совсем стандартен, потому что лишен визуального воплощения. То, что мы видим на экране, — действие без образа, потому что персонажа, который его совершает, как бы и нет. Впрочем, может быть в этом и есть потаенный идеал кинематографа?
Зрители и сами авторы часто жалуются на то, что характеры литературных персонажей в фильмах подвергаются значительной переделке. Такая переделка не чей-то злой умысел, а закономерность. Кинематограф проще, чем кино. Ему, перефразируя слова популярной рекламы, достаточно одной черты для одного героя. Мужское благородство, женская капризность, любовь, ревность и ненависть — вечные человеческие эмоции. Неоднозначность характера, его полутона и оттенки, нюансы испытываемых чувств — лишнее (за исключением тех случаев, когда именно на этих чертах персонажа строится сюжет).
Каков же выход для романиста, рассчитывающего на экранизацию своего произведения? Совсем не обязательно в том, чтобы создавать только одномерные характеры вместо объемных и костюмы вместо характеров. Просто и сам сюжет романа, и его персонажи, образы нужно создавать с учетом будущей трансформации (принцип лего). Создатели компьютерной игры нашли любопытное решение, заимствованное из практики бюрократических структур. Характеры и тактико-технические данные всех героев игры хранятся в отдельном досье, любой желающий может с ними подробно ознакомиться. Может быть, кинематографу тоже стоит придумать нечто подобное?
Экранизацию литературного произведения следует рассматривать как самостоятельную форму интерактивного продолжения книги. Кинематограф не просто пересказывает роман, а предлагает свою версию событий, изложенных в книге, — более простую, динамичную и зрелищную (как в фильме «Турецкий гамбит» по роману, а точнее по мотивам романа Б. Акунина).
Технология создания романов-бестселлеров формировалась, во многом, под влиянием идей кинематографа. В отличие от романов, фильмы — продукты не индивидуального, а коллективного творчества. Их создание — целая индустрия, которая требует гигантских денежных затрат и привлечения труда десятков и сотен людей. Сценарий, который способен привлечь зрителей, — одно из условий того, что эти затраты окупят себя. В таких условиях производство киносценариев не могло не обрести своей технологии, элементы которой нашли применение и в методиках литературных бестселлеров.
Наиболее важные черты романа-сценария — яркость образов, динамичность развития сюжета, в который обязательно включаются красочные и зрелищные эпизоды, сопровождающиеся активным действием, замена длинных авторских рассуждений «голосом Копеляна за кадром» и энергичными диалогами, а внутренних монологов героев — короткими репликами, которые с легкостью могут быть заменены жестами и мимикой. Места, на фоне которых протекают события романа, также предпочтительно выбирать с учетом возможностей кинопроизводства — как пейзажи, так и интерьеры.
В наше время выходит бесчисленное количество фильмов. Поэтому то, к чему должен стремиться автор, — не просто экранизация произведения, а успешная экранизация. Яркий пример — фильм Джаника Файзиева «Турецкий гамбит» по одноименному роману — далеко не лучшему в творчестве Б. Акунина. В том числе, и потому, что в нем нет того, что признано фирменным знаком автора — восточной философии. Но факт остается фактом — именно экранизация этого произведения сделала Акунина культовым автором.
Главная причина успеха «Турецкого гамбита» — жанровая. Из произведений Акунина именно эта книга обладает набором черт, характерных для романа-андрогина. Живописная местность, на фоне которой разворачиваются драматические события, дикие башибузуки с отрубленными головами на седлах, осажденная Плевна, бесконечные шеренги русских и турецких мундиров, триумфы и поражения русской армии, подлый шпионаж и благородное соперничество из-за прекрасной дамы — антураж для фильма, выигрышней которого трудно что-нибудь придумать. Фильм удался — и в этом равная заслуга и режиссера и романиста. На этом фоне осталась практически незамеченной и такая черта стиля Акунина, как вялость и чрезмерная пространность диалогов и даже тот факт, что супермен печального образа Фандорин — фигура, слишком сложная для такого простого, в сущности, жанра, как кинематограф. Впрочем, кино-Фандорин намного более одномерен, чем его литературный прототип.
Не удивлюсь, если в Болгарии, бывшей когда-то заповедником советского туризма, активизируется новый русский туризм и экскурсии по местам сражений русско-турецкой войны. Хронология военных событий, героизм Скобелева, турецкий шпионаж, борьба за проливы и международные интриги — отличный материал для создания книг-комментариев. Компьютерная игра-стратегия «Петербург против Стамбула» с Фандориным в роли движка тоже наверняка нашла бы своих поклонников.

Читатель как геймер

История, в том числе история культуры, имеет свойство повторяемости — сюжеты популярных книг в наше время все чаще становятся основою не только для киносценариев, но и для компьютерных игр. Компьютерные игры — новый жанр, имеющий короткую историю. Писатели только начинают осваиваться в новом виртуальном мире, разработчики игр плохо представляют возможности художественной литературы. Хотя взаимопонимание постепенно налаживается, о чем свидетельствует даже такое странное явление, как «новеллизация» компьютерных игр (создание на их основе романов).
Сюжеты компьютерных игр и романов-андрогинов во многом схожи. Наиболее популярные сейчас виды компьютерных игр — «экшн» (безостановочное действие), «квест» (действие с перерывом на разгадывание загадок) и стратегия (выбор одного из вариантов действий в типовой ситуации). Смысл «экшн» — в преодоление героем бесчисленных одушевленных и неодушевленных препятствий на пути достижения цели, которая, взятая сама по себе, не имеет ни малейшего значения. Хотя, как известно, жизнь — это движение, неумолимая монотонность поступательного движения со временем утомляет самого выносливого пользователя.
Утомленным действием в стиле «non stop», однако не потерявшим задора игрокам создатели игр предлагают промежуточный, компромиссный вариант — «квест», действие с раздумьем. Непрестанное, неумолимое и безостановочное движение превращается в движение с перерывами и остановками. Основной вопрос текущего момента, который в экшн носил наименование «перезарядка», усложнился. Перезарядки, смены оружия или более мощного прыжка через край пропасти уже недостаточно. Действие не возобновится, пока игрок не разрешит очередную загадку, не отыщет магический клад-артефакт, тайный подземный ход или сосуд с напитком, который восстановит его пошатнувшееся в тяжких трудах здоровье. Загадки и тайны, словно вехи на пути лыжника-слаломиста, расставляются по всему маршруту следования героя. Такое построение сюжета придумали еще создатели древних мифов — свирепый, но весьма эрудированный демон задает попавшим в его лапы бедолагам умные загадки, а тех, кто не может правильно их решить, с чувством глубокого удовлетворения съедает, назидательно приговаривая: «учиться, учиться и еще раз учиться».
Эта же схема (загадка – раздумье – разгадка – действие – тупик и новая загадка так далее) используется и в романах-андрогинах, что прекрасно иллюстрирует содержание книг Брауна.
Можно провести и другие аналогии. Борьба добра со злом в компьютерной игре всегда заканчивается победой добра, если не с первой, то с тысячной попытки, — а может ли быть иначе, если герой имеет не просто тысячу лиц, но и тысячу жизней. Да и здоровье, пошатнувшееся в непрестанной борьбе со злом, можно укрепить, выпив жидкость из сосуда. В реалистическом романе, как ни странно, тоже встречается литературный аналог «тысячи жизней» компьютерного героя. И заключается он в наделении главного героя свойством «неуязвимости», в целях маскировки называемой «везучестью» (вспомним, например, фантастическую везучесть Эраста Фандорина). Жизнь героя романа постоянно находится под угрозой, «висит на волоске». Однако волосок этот сверхнадежен и сверхпрочен, потому что свит самим автором. Второй и третьей жизней не будет, но она и не понадобится, потому что герой может все — до тех пор, пока он не исполнил свою миссию. Даже упасть невредимым с неба — на одеяле, как Индиана Джонс, или ухватившись за клочок материи, как Лэнгдон в «Ангелах и Демонах».
Большинство из тех характеристик, которые способствуют успешной экранизации романа, облегчают и его адаптацию к компьютерной игре. Немаловажно, чтобы книга разделялась на главы, каждая из которых содержала хотя и связанный с главной нитью романа, но относительно самостоятельный сюжет, действие которого разворачивалось бы каждый раз в новом романтическом месте (главы романа — миссии игры). Одно из требование игры — многочисленность и многоликость врагов. Главному герою противостоит множество противников, каждый из которых отличается своими тактико-техническими параметрами, особенности которых важно учитывать в схватке. Литературное произведение по своей природе герметично, круг его действующих лиц ограничен. Где выход? Наверное, в том, чтобы принять основное допущение мифа — злодей не просто наделен тысячью жизней (как это часто бывает и в романе), но и тысячелик. Главный злодей — демон, который, перемещаясь со страниц книги на экран монитора оборачивается множеством виртуальных мелких бесов.
Многие, в том числе «первый писатель двадцать первого века» М. Павич, считают, что будущее романа — за интерактивностью, которую воплощает собой компьютер.

Дэн Браун — чемпион, или Кто расшифрует «Код да Винчи»?

Все поклонники футбола знают и любят футбольных комментаторов. И не задумываются, зачем они нужны. Предшественником телекомментатора был радиокомментатор — лицо, в необходимости которого не было ни малейших сомнений (во всяком случае, до изобретения телевизора). Этот человек рассказывал людям, которые сами не присутствовали на матче, о том, что происходило на футбольном поле. Но ведь телезрители теперь сами могут это видеть на экране — так зачем же им требуется еще и комментарии лица, которое видит практически то же, что и они?
Нечто подобное происходит и с литературными произведениями.
Успешные книги вызывают к жизни не только художественные подражания, но и работы иного жанра — книги-комментарии. Эти труды тоже находят свою, иногда достаточно немалую аудиторию. Речь не идет о работах литературоведческой направленности — во-первых, такие книги редко создаются «по горячим следам», а главное, их «целевая аудитория» ограничена. Главный предмет книг-комментариев не литературные достоинства, стиль и форма произведений, а их содержание — идеи, изложенные в книге, тайны или артефакты, которые ищут герои, места, которые они посещают, исторические события, упомянутые в книге.
Как предмет для комментариев интеллектуальный роман не имеет конкурентов, что прекрасно иллюстрирует ситуация с «Кодом да Винчи». Сразу же после выхода романа начали появляться многочисленные путеводители, как правило не слишком блещущие разнообразием наименований: «Взламывая Код да Винчи», «Расшифровывая Код да Винчи», «Решая загадку Кода да Винчи», «Истина о “Коде да Винчи”». Возможно, дело даже не в скудости фантазии их авторов — просто потенциальных покупателей хотят сразу же уверить, что в работе речь идет именно о книге Брауна, а не о каком-нибудь другом произведении. Например, для тех, кто хочет посетить места, описанные в романе, знаменитое издательство «Penguin» выпустило «Обзорный путеводитель по Коду да Винчи» (объемом более двухсот страниц!). Комментарии выпускают не только поклонники, но и враги, а их у автора столь эпатажной книги немало.
Причины просты. Объяснять, уточнять, анализировать и комментировать намного легче, чем создавать. Комментируя популярную книгу, сам отчасти приобщаешься к его успеху (указанные рассуждения автор относит и к своей статье).
А многие читатели испытывают искренний интерес к тому, насколько справедливы идеи романа. Действительно ли официальная церковь исказила истинную суть христианства? Кем была на самом деле Мария Магдалина? Существует ли Приорат Сиона, и если да, не стремится ли он к мировой власти? И хотят самостоятельно или с помощью книг-комментариев в этом разобраться. Католические круги искренне возмущены содержанием романа и твердо намерены доказать всем абсурдность содержащихся в нем теорий. И есть ведь еще одна категория читателей, почему-то становящаяся все более многочисленной, — люди, получающие удовольствие от чтения книг только в том случае, если им удается найти в них какие-нибудь ошибки (так называемые плюшки).
Не исключаю и того, что все обстоит намного проще. Талантливые и самобытные книги — предмет, о котором хочется говорить.

Фандорин и Вронский

Кассовый роман — объект для подражания сочинителей, надеющихся повторить его успех. Роман-андрогин — куколка, из которой должна вылететь бабочка, зародыш будущего сериала. Многосерийность романа — это некий изначально содержащийся в нем потенциал, внутренняя пружина, которая, внезапно распрямившись, способна ошеломить и потрясти читателя.
«Три мушкетера» — часть романа-сериала, даже если бы не было «Двадцать лет спустя». «Ангелы и демоны» не могли не продолжиться «Кодом да Винчи». И, в тоже время, гениальная «Анна Каренина» не имеет продолжения, потому что все основные сюжетные линии романа исчерпаны и завершены. Книга о Вронском, отправляющемся на Балканскую войну, — это совсем другая книга, даже если бы ее написал сам Лев Толстой, а не малоизвестный балканский автор. Возможно, это было бы произведение, напоминающее историю про сербского волонтера Фандорина.
Упомянутое выше качество романа можно понимать и в свете постмодернистской концепции литературы. Продолжение романа — не только произведения, написанные самим автором, но и талантливые книги других людей, в которых использованы его образы и сюжетные перипетии. Кто-то из литературоведов сказал, что действие романа и его герои не имеют ни прошлого, ни будущего, а только настоящее. Современный постмодернистский роман, напротив, является романом с предысторией и продолжением. Тысячеликий герой обречен повторять свои подвиги «на бис», потому что этого требует публика.

Тимур на острове сокровищ

Люди давно ушедших эпох были намного восприимчивее к литературе, чем нынешние поколения. Изнеженные французские аристократки после чтения романов Руссо преображались в селянок, молодые люди кончали жизнь самоубийством подобно «Вертеру» Гёте и уходили в революцию после знакомства с вялой прозой прогрессивного писателя Чернышевского.
Впечатлительнее всех — подростки и дети. Хотя и они со времен «Тимура и его команды» тоже научились отличать реальность от вымысла. Гайдары не перевелись — просто нынешним тимурам уже не из кого собирать свои команды и они, хорошенько поразмыслив, направили свой пламенный энтузиазм из литературы в сферу экономики.
И все-таки, хотя и в несравнимо меньших масштабах, чем когда-то, роман-андрогин дает людям эмоциональный заряд, порождающий стремление копировать действия героев.
Выход романа Умберто Эко «Имя розы», повествующего о тайнах и загадках средневековья, значительно увеличил число лиц, желающих избрать профессию искусствоведа-медиевиста. Код да Винчи» породил такое явление, как кладоискательство. Герои романа, как известно, посвятили себя поискам Священного Грааля. Похоже, по их следам отправились и некоторые из энтузиастов-читателей. Как иначе объяснить тот факт, что хранители парижской церкви Сен-Сюльпис (одно из мест действия романа) вынуждены были повесить на дверях специальное объявление: «В храме нельзя проводить поиски “секретных карт” с местонахождением Грааля»?
Как ни удивительно, несмотря на всю популярность голливудского сериала об искателе сокровищ Индиане Джонсе, его подвиги, среди которых, между прочим, тоже числятся поиски Святого Грааля, не вызвали даже подобия такой эпидемии. Конечно, маршруты странствий Индианы Джонса пролегали в отдаленных и экзотических уголках Земли, но ведь и сама наша планета теперь не столь уж и велика. Наверное, объяснение в другом. И Джонс и Лэнгдон — вымышленные, литературные персонажи. Но виртуальность Брауна — мир, которую читатель готов воспринимать как вторую реальность.
Когда-то все передовые люди верили, что литература преобразит мир к лучшему. Большевики дошли в своих устремлениях до крайности, пытаясь превратить ее в инструмент достижения своих целей. Теперь «партийная организация и партийная литература» Ильича отошли в прошлое. Литература — вне идеологии, а может быть, как утверждают некоторые, «по ту сторону добра и зла». Скорее уж, современный лозунг — «коммерческая организация и коммерческая литература».
Строить жизнь по образу и подобию романов наивно и не современно. Литература не отражение жизни, а иной мир. При этом мир, зачастую более яркий, интересный и красочный. И, вне всяких сомнений, более разумный и правильный, устроенный на более справедливых началах.
Почему бы жизни не стать интерактивным продолжением литературы, продолжением, которое творят сами ее читатели? Не об этом ли говорил М. Павич?
Романы–андрогины приобретают социальное звучание не потому, что к этому стремятся их авторы, а потому что так хотят читатели.

Ковбой Мальборо, или Священные артефакты нашего времени

Стать «легендарным брендом» нашей эпохи — вот то, на что имеют шансы только очень немногие из современных романов.
Понятие «легендарный бренд» — символ нашей эпохи. Эпохи, когда все сферы культуры и жизни взаимосвязаны и успех в любой из отраслей имеет тенденцию при благоприятном стечении обстоятельств превращаться в массовый, глобальный триумф.
Люди прошлого верили в чудесную силу священных артефактов и магических предметов, приносящих человечеству решение всех проблем. Постиндустриальное общество, общество потребления, перешло от веры к прагматизму. Но любая новая идеология, как хорошо известно, несет в себе следы былой веры. Место священных артефактов в современном обществе заняли предметы потребления, унаследовавшие их магический смысл и предназначение. Так появились легендарные бренды — не что иное, как обожествленные предметы потребления.
В сущности, такой бренд — то, что древние называли профанацией (профанация — вынос священных предметов за пределы храма). Христос когда-то изгнал торгующих из храма. Лишившись соприкосновения с былыми святынями, те придумали новые и, благодаря своей энергии и оборотливости, сумели навязать их в качестве истинных потомках тех, кто когда-то в храме остался.
В рыночной экономике книги — такой же предмет потребления и товар, как и все прочие. И тоже могут стать не просто классикой, популярным или даже «культовым» (в определенных кругах) произведением, но и предметом, вызывающим всеобщее поклонение, излучающим магическую силу, — легендарным брендом. Именно это произошло с произведениями Дж. К. Роулинг и Д. Брауна. Вряд ли стоит сомневаться, что в недалеком будущем нас ждут и новые литературные символы, — люди привыкают создавать себе кумиров.
От легендарного бренда всего один шаг до превращения в абстрактный символ или рекламный слоган для продвижения продукции. Поэтому превращение в легендарный бренд — наивысшая точка и, одновременно, конец литературной истории романа и его героев.

Жизнь как зеркало литературы, или Новая философия романа

Роман-андрогин — произведение, принадлежащее к маргинальному жанру. Участники группы «Битлз» не были ни гениальными музыкантами, ни выдающимися поэтами. Что не помешало им, вознесшись на гребне нового музыкального течения, стать самой громкой музыкальной легендой двадцатого века.
В любой из сфер творческой деятельности ключевое значение имеют такие понятия, как природное дарование и талант. Но те, кто не обладает выдающимся талантом в какой-то из областей, могут использовать явление, называемое «синергический эффект». Суть его состоит в том, что достоинства художественного произведения, достаточно скромные по отдельности, взаимно усиливают друг друга и производят в конечном результате неожиданный и ошеломляющий результат — как это и произошло с романами Дэна Брауна. Может быть, синергический эффект — это просто другое название способности автора улавливать и отражать в своих произведениях дух времени.
Литературе нашей эпохи приходится решать очень непростую задачу — задачу выживания в новом, глобальном и техногенном мире. Известный писатель-новатор М. Павич считает, что единственный выход, который позволит жанру роману выжить, — это превращение классического («линейного») романа в интерактивный, нелинейный роман, — роман, соавторами которого будут все его читатели.
Интерактивность, как ее понимает Павич, означает разрушение герметичности романа, его формы и, по сути, — гибель самого жанра в том виде, как он существовал до настоящего времени. В этой статье я предложил другое понятие интерактивного романа. Соавторами и со-творцами его выступают пока еще не читатели (это дело будущего), а коллеги и соратники по культурному фронту — кино- и телережиссеры, разработчики компьютерных игр, ученые и комментаторы, создатели сериалов, музейные работники и составители туристических маршрутов.
Их деятельность не примитивная адаптация литературного произведения к потребностям других сфер искусства и культуры или его примитивное «раскручивание», а творчество. То, что они создают, — интерактивные продолжения литературы, романа в других формах культуры и сферах жизни.
Такой подход не предполагает простоты или примитивности романа. Вспомним про детский конструктор, который состоит из простых деталей. Искусный мастер способен создать из них сложные архитектурные конструкции самой разнообразной формы, но если пожелает, в любой момент может снова разложить его на простые блоки и элементы или исходные детали.
Лозунг писателей-реалистов гласил: литература — это отражение, зеркало жизни. Лозунг нового жанра прямо противоположен: жизнь – это отражение или продолжение литературы. Не следует понимать его чересчур буквально, в духе К. Маркса, который считал, что философия, ранее стремившаяся объяснить мир, должна изменять его.
Новый роман не ставит такой цели. Его цель, как и цель любого художественного произведения, — дать людям новое видение мира, расширить их кругозор. А желание других людей подражать ему — это всего лишь их право.
Для того, чтобы рассвет новых форм культуры не стал временем заката старых, литературе необходимо искать свой путь, создавать новые темы, формы и жанры. Может быть, маргинальный роман типа «андрогин» — один из жанров романа будущего?
resheto.ru